Несколько удивительных пересечений в жизни Павла Васильевича Анненкова (II)
Чтобы перейти к другому пересечению, придется слегка отклониться от главной линии рассказа в сторону молодого русского помещика Григория Михайловича Толстого. Путая, его иногда называли графом Толстым. Он не был графом. Первые девять лет жизни он даже считался незаконнорожденным сыном крепостной девки Авдотьи, то есть был по рождению рабом. Умри в это время его отец, отставной майор Михаил Львович Толстой, и Григорий вместе с матерью перешел бы в собственность каких-нибудь отцовских родственников, остался бы рабом навсегда. Таких печальных историй происходило в России немало.
Лишь восемнадцатилетним юношей по «высочайшему указу» он был признан сыном своего отца, приобрел право на фамилию и наследство. И вот Григорий Толстой прибыл в Париж обучаться медицине и ведению хозяйства по научным правилам.
В это время, в конце осени 1843 года, в Париж съехались, пожалуй, самые смелые, свободные и при этом совсем молодые головы Европы. Спустя несколько лет многие из них поведут народы на революционные баррикады. Григорий Толстой быстро стал среди них своим — отчаянным спорщиком, постоянным посетителем собраний коммунистических общин ремесленников. Он мечтал, вернувшись в Россию, повести жизнь в поместье так, чтобы крестьяне зажили согласно самым передовым идеям времени.
Летом 1844 года в Париж из Лондона к Марксу приезжает Энгельс. И Энгельс и Маркс были также молоды. Энгельсу двадцать три, Марксу недавно исполнилось двадцать шесть. Но среди демократов, социалистов они были уже хорошо известны.
В Германии, в Кельне, Маркс недавно был редактором «Рейнской газеты», напечатал немало отважных и умных статей. В Париже вместе с другим знаменитым издателем, Руге, он только что выпустил «Немецко-французский ежегодник». В нем были напечатаны работы европейских демократов. «Ежегодник» вывезли в города Европы, его тайно читали в Берлине, Варшаве и Петербурге. И уже несколько лет в тех же столицах с увлечением читали статьи Энгельса.
Те десять дней, что он пробыл летом 1844 года в Париже, для Энгельса стали решающими: он на всю жизнь подружился с Марксом. «Ни разу я еще не был в таком хорошем настроении и не чувствовал в такой степени человеком, как в течение тех десяти дней, что провел у тебя», — писал он позже Марксу.
Побывали они несколько раз и в парижской квартире Григория Толстого. Толстой звал Маркса с собой в Россию, вероятно надеясь, что Маркс поможет ему устроить хозяйство и жизнь в доставшемся поместье по правилам коммунизма.
Вернувшись в Россию, в кружке Белинского Григорий Толстой с воодушевлением рассказывал о парижских друзьях. Он же дал рекомендательное письмо к Марксу и Павлу Васильевичу Анненкову.
«Дорогой друг!
Я рекомендую Вам г-на Анненкова. Это — человек, который должен понравиться Вам во всех отношениях. Его достаточно увидеть, чтобы полюбить. Он Вам расскажет обо мне. Я не имею теперь возможности высказать Вам все, что хотелось бы, так как через несколько минут уезжаю в Петербург.
Будьте уверены, что дружба, которую я питаю к Вам, вполне искренняя. Не забывайте Вашего истинного друга Толстого»… далее
В. Воскобойников
Одни ретиво исполняли приказ ка¬питана, другие выискивали собствен¬ное добро, прятали его в канатных бухтах, под мачтой. Мекешев выхватил пистоль: —Уложу! Каждого, кто!.. Заборт! Всё! Живо! Стрелять не понадобилось. Летели, плюхались в море бочки с солониной, пеньковые тюки, сумы с провиантом, ящики с драгоценными железными изделиями, пассажирские пожитки. —Верп за борт! Следом за чемоданом студента ушел…
Жизнь, где бы ни сказалась правда, как бы ни была солона; смелая, искренняя речь к людям в упор — вот моя закваска, вот чего я хочу… и таким пребуду. М. Мусоргский В XX веке на нашей планете Земля возник превосходный обычай: отмечая юбилей великого человека, посвящать этому событию целый год, называя его именем юбиляра. Нынешний,…
Не успели дух перевести, волны и ветер опять потащили «Фортуну». Якорь волочился по песчаному грунту» не зацеплялся.Судно отказалось подчиняться рулю. Положение стало критическим. Бот предсмертно трещал. Последний и единственный шанс — как можно скорее выброситься на косу. — Руби канат! Канат руби! — отдал команду штурман. Теперь уже ничто не сдерживало «Фортуну». Могучая волна подхватила…
До чего же прекрасен обыкновенный кипяток! Растянуть бы такое блаженство не на глотки — на капли, прикорнуть бы у жаркого смоляного костра из корабельных досок.— Кашеварам обед ладить, остальным — на разгрузку! И опять две цепочки потянулись от взлобка к «Фортуне» и от «Фортуны» к взлобку. После горячего обеда пали мертвецким сном. Пробуждение было тяжелым,…
И кормщик перекрестился, помянув «Фортуну», как умершего человека. Академический отряд с профессорами не появились на Камчатке ни в следующую весну, ни через год, ни через два… Около четырех лет всю научную работу экспедиции на полуострове выполнял один студент, Степан Крашенинников. Терпя лишения и нужду, преодолевая суровые тяготы и опасности, он исходил, изъездил, проплыл вдоль и…
Это удивительно, но я никогда не слышал о нем на школьных уроках литературы. И многие филологи, если я спрашивал про него, отвечали рассеянно: да, мол, было что-то, с кем-то встречался, писал мемуары. А ведь именно ему, Павлу Васильевичу Анненкову, мы должны быть благодарны за то, что у нас есть Полное собрание сочинений Пушкина и научная…
Летом 1846 года в казанском поместье Григория Толстого произошел разговор, важный для всей российской литературы. Из Петербурга через пол-России в тряских пыльных колясках приехали к Толстому друзья-литераторы: Некрасов и Панаев с женою Авдотьей Яковлевной. Хотя Некрасову исполнилось лишь двадцать пять лет, он уже, как сказали бы теперь, становился лидером в своем кругу. Ночи напролет Толстой…
А потом ему же и ученикам стал диктовать содержание и остальных сгоревших рукописей. Не удивляйтесь, даже позже, в глубокой старости, он еще сможет, поражая окружающих, пересказать почти тысячу стихов «Энеиды», указав последнюю и первую строки на каждой странице! Такой силы была его память, такой мощи был его мозг.Левый глаз ему вскоре прооперируют. Но, приступив тотчас к…
Павел Васильевич узнал, что смертельно больной Белинский едет лечиться на открытые недавно воды в Силезию, в маленький городишко Зальцбрунн. Журнал «Современник», о котором мечтали в казанском поместье Толстого Некрасов с Панаевым, уже издавался. Он объединил вокруг себя молодые российские таланты, и главным сотрудником был в нем Белинский. А теперь врачи сказали, что Белинскому осталось жить…
Белые ночи снова пришли в Санкт-Петербург. Городу было всего шестьдесят восемь лет, а он уже перегнал, перерос главные древние европейские центры. Красою же своей, строгостью дворцов, отраженных спокойными водами Невы и ее младших сестер, выделялся Санкт-Петербург среди столиц, как юная красавица в кругу почтенных дам. Но в день, который мы считаем началом белых ночей —…