Последний рейс «Фортуны» (IV)
Не успели дух перевести, волны и ветер опять потащили «Фортуну». Якорь волочился по песчаному грунту» не зацеплялся.
Судно отказалось подчиняться рулю. Положение стало критическим. Бот предсмертно трещал. Последний и единственный шанс — как можно скорее выброситься на косу.
— Руби канат! Канат руби! — отдал команду штурман.
Теперь уже ничто не сдерживало «Фортуну». Могучая волна подхватила ее и понесла к берегу.
— Все наверх! Держись!
«Фортуна» в пене и брызгах со скрежетом и костяным хрустом врезалась в черную спину кошки. Кормовая часть глубоко засела в плотном вулканическом грунте, нос и бушприт с обрывками такелажа задрались к небу.
— Уходи! Не мешкать! Уходи-и!
Люди в спешке покидали «Фортуну». Прыгали в мутную кипень, по колено в воде неуклюже бежали от обреченного корабля на спасительный пятачок суши. К счастью, вовсю шел отлив, отмель быстро разрасталась. А вокруг бесновалось море, грозное, безжалостное, непредсказуемое.
Первым обрел речь кормщик Федор:
— Вот и приехали на ету самую кошку…
Никто не отозвался. Сгрудились, мокрые с головы до ног, дрожащие от пронизывающего ветра, от неотжитого еще ужаса кораблекрушения. Да и наступило ли полное спасение? До земли сто метров, а море — вот оно, в нескольких шагах, окружило со всех сторон.
Мекешев неподвижно смотрел на свой бывший корабль. Море уже не отдаст «Фортуну», довершит черное дело, разобьет в щепки, разберет на ребрышки, потом и ребрышки заглотит. Свершилось неизбежное, о чем он же и предупреждал охотское начальство.
Положение людей было незавидным. Судьба их не определилась: уже на Камчатке и еще не на Камчатке, не на земле. За какой-то час кошка высвободилась из водной толщи, обрела вид плоского, с горбинкой острова, шириною в полсотни метров. Морские волны учиняли робкие набеги, шурша, перестукивая камешками, взбегали на десять — пятнадцать шагов, истончались до стеклянной прозрачности и, обессилев, уползали обратно. На темном сером базальтовом песке высыхала желто¬ватая мыльная пена, чернела галька. Море выплевывало ее как обглоданные фруктовые косточки.
К штурману подошел студент. Он был без шапки, без парика; мокрые русые пряди налипли на высокий лоб. Крылья массивного горбатого носа раздулись; под темными бровями темные синие глаза с искорками вокруг черного блестящего зрачка. Выступающая нижняя губа, сильный подбородок с желобком — все говорило о твердом характере, воле и решительности в действиях.
— Господин штурман, надо спасать казенную кладь. Все научные вещи в трюме…
Крашенинников просил и настаивал. Мекешев с тем же неожиданно возникшим вниманием посмотрел на остальных людей. В запавших глазах, в иссушенных десятисуточным каторжным трудом лицах читалась тупая покорность судьбе. Ветер сушил одежду и обувку, на них бахромчатой плесенью выступала морская соль.
«Надо дать людям работу, дело, отвлечь от черных мыслей. Студент оклемался быстрее других, потому что не о своем животе печется, о каких-то инструментах и бумагах…»
— Я требую, наконец! Командуйте же, капитан!
Да, штурман еще оставался, обязан был оставаться командиром корабля, капитаном.
—Пока я здесь командую, — осадил студента Мекешев и решительно призвал: — Всем на разгрузку! Стаскивать сюда, на взлобок.
Не оглядываясь, он двинулся к разбитому судну. Непостижимо, как много вмещала столь малая посудина. Не верилось, что с таким грузом переплыли море. А ведь часть клади, и весьма солидную, сбросили в пути. На сухом взлобке косы росли, будто муравьиные кучи, навалы из ящиков, сум, мешков, бочек. И люди, подобно муравьям, двигались двумя цепочками. В одну сторону — налегке, в другую — с тяжелой ношей. Трудная работа, казалось, должна бы доконать измученных людей, но произошло обратное: разогрелись, поднялось настроение. А тут и чай в котле закипел… далее
И. Миксон
Бот резво бежал на юго-восток. Редкие облака допускали просияние солнца, и вода была густой синевы с фиолетовым отливом, как оружейное масло. С заходом солнца все улеглись, на опустевшей палубе пребывал бессменно лишь студент и его писчик. —А что, Осип, — сказал Крашенинников, — не какое иное судно везет нас к Камчатской землице, а «Фортуна». Латинское …
По предложению Марковникова Юлия Всеволодовна занялась «определением выхода ароматических углеводородов при наполнении трубок металлами». Так Лермонтова вторично получила титул первой — первая в России женщина-нефтяник. До нее в области химии и переработки нефти женщины не работали. Два года длилось кропотливое, сравнительное изучение нефти и каменного угля. Лермонтова была прирожденным исследователем. Сочетание знаний и интуиции, упорства…
Одни ретиво исполняли приказ ка¬питана, другие выискивали собствен¬ное добро, прятали его в канатных бухтах, под мачтой. Мекешев выхватил пистоль: —Уложу! Каждого, кто!.. Заборт! Всё! Живо! Стрелять не понадобилось. Летели, плюхались в море бочки с солониной, пеньковые тюки, сумы с провиантом, ящики с драгоценными железными изделиями, пассажирские пожитки. —Верп за борт! Следом за чемоданом студента ушел…
Жизнь, где бы ни сказалась правда, как бы ни была солона; смелая, искренняя речь к людям в упор — вот моя закваска, вот чего я хочу… и таким пребуду. М. Мусоргский В XX веке на нашей планете Земля возник превосходный обычай: отмечая юбилей великого человека, посвящать этому событию целый год, называя его именем юбиляра. Нынешний,…
До чего же прекрасен обыкновенный кипяток! Растянуть бы такое блаженство не на глотки — на капли, прикорнуть бы у жаркого смоляного костра из корабельных досок.— Кашеварам обед ладить, остальным — на разгрузку! И опять две цепочки потянулись от взлобка к «Фортуне» и от «Фортуны» к взлобку. После горячего обеда пали мертвецким сном. Пробуждение было тяжелым,…
И кормщик перекрестился, помянув «Фортуну», как умершего человека. Академический отряд с профессорами не появились на Камчатке ни в следующую весну, ни через год, ни через два… Около четырех лет всю научную работу экспедиции на полуострове выполнял один студент, Степан Крашенинников. Терпя лишения и нужду, преодолевая суровые тяготы и опасности, он исходил, изъездил, проплыл вдоль и…
Это удивительно, но я никогда не слышал о нем на школьных уроках литературы. И многие филологи, если я спрашивал про него, отвечали рассеянно: да, мол, было что-то, с кем-то встречался, писал мемуары. А ведь именно ему, Павлу Васильевичу Анненкову, мы должны быть благодарны за то, что у нас есть Полное собрание сочинений Пушкина и научная…
Чтобы перейти к другому пересечению, придется слегка отклониться от главной линии рассказа в сторону молодого русского помещика Григория Михайловича Толстого. Путая, его иногда называли графом Толстым. Он не был графом. Первые девять лет жизни он даже считался незаконнорожденным сыном крепостной девки Авдотьи, то есть был по рождению рабом. Умри в это время его отец, отставной…
Летом 1846 года в казанском поместье Григория Толстого произошел разговор, важный для всей российской литературы. Из Петербурга через пол-России в тряских пыльных колясках приехали к Толстому друзья-литераторы: Некрасов и Панаев с женою Авдотьей Яковлевной. Хотя Некрасову исполнилось лишь двадцать пять лет, он уже, как сказали бы теперь, становился лидером в своем кругу. Ночи напролет Толстой…
А потом ему же и ученикам стал диктовать содержание и остальных сгоревших рукописей. Не удивляйтесь, даже позже, в глубокой старости, он еще сможет, поражая окружающих, пересказать почти тысячу стихов «Энеиды», указав последнюю и первую строки на каждой странице! Такой силы была его память, такой мощи был его мозг.Левый глаз ему вскоре прооперируют. Но, приступив тотчас к…