Последний рейс «Фортуны» (IV)
Не успели дух перевести, волны и ветер опять потащили «Фортуну». Якорь волочился по песчаному грунту» не зацеплялся.
Судно отказалось подчиняться рулю. Положение стало критическим. Бот предсмертно трещал. Последний и единственный шанс — как можно скорее выброситься на косу.
— Руби канат! Канат руби! — отдал команду штурман.
Теперь уже ничто не сдерживало «Фортуну». Могучая волна подхватила ее и понесла к берегу.
— Все наверх! Держись!
«Фортуна» в пене и брызгах со скрежетом и костяным хрустом врезалась в черную спину кошки. Кормовая часть глубоко засела в плотном вулканическом грунте, нос и бушприт с обрывками такелажа задрались к небу.
— Уходи! Не мешкать! Уходи-и!
Люди в спешке покидали «Фортуну». Прыгали в мутную кипень, по колено в воде неуклюже бежали от обреченного корабля на спасительный пятачок суши. К счастью, вовсю шел отлив, отмель быстро разрасталась. А вокруг бесновалось море, грозное, безжалостное, непредсказуемое.
Первым обрел речь кормщик Федор:
— Вот и приехали на ету самую кошку…
Никто не отозвался. Сгрудились, мокрые с головы до ног, дрожащие от пронизывающего ветра, от неотжитого еще ужаса кораблекрушения. Да и наступило ли полное спасение? До земли сто метров, а море — вот оно, в нескольких шагах, окружило со всех сторон.
Мекешев неподвижно смотрел на свой бывший корабль. Море уже не отдаст «Фортуну», довершит черное дело, разобьет в щепки, разберет на ребрышки, потом и ребрышки заглотит. Свершилось неизбежное, о чем он же и предупреждал охотское начальство.
Положение людей было незавидным. Судьба их не определилась: уже на Камчатке и еще не на Камчатке, не на земле. За какой-то час кошка высвободилась из водной толщи, обрела вид плоского, с горбинкой острова, шириною в полсотни метров. Морские волны учиняли робкие набеги, шурша, перестукивая камешками, взбегали на десять — пятнадцать шагов, истончались до стеклянной прозрачности и, обессилев, уползали обратно. На темном сером базальтовом песке высыхала желто¬ватая мыльная пена, чернела галька. Море выплевывало ее как обглоданные фруктовые косточки.
К штурману подошел студент. Он был без шапки, без парика; мокрые русые пряди налипли на высокий лоб. Крылья массивного горбатого носа раздулись; под темными бровями темные синие глаза с искорками вокруг черного блестящего зрачка. Выступающая нижняя губа, сильный подбородок с желобком — все говорило о твердом характере, воле и решительности в действиях.
— Господин штурман, надо спасать казенную кладь. Все научные вещи в трюме…
Крашенинников просил и настаивал. Мекешев с тем же неожиданно возникшим вниманием посмотрел на остальных людей. В запавших глазах, в иссушенных десятисуточным каторжным трудом лицах читалась тупая покорность судьбе. Ветер сушил одежду и обувку, на них бахромчатой плесенью выступала морская соль.
«Надо дать людям работу, дело, отвлечь от черных мыслей. Студент оклемался быстрее других, потому что не о своем животе печется, о каких-то инструментах и бумагах…»
— Я требую, наконец! Командуйте же, капитан!
Да, штурман еще оставался, обязан был оставаться командиром корабля, капитаном.
—Пока я здесь командую, — осадил студента Мекешев и решительно призвал: — Всем на разгрузку! Стаскивать сюда, на взлобок.
Не оглядываясь, он двинулся к разбитому судну. Непостижимо, как много вмещала столь малая посудина. Не верилось, что с таким грузом переплыли море. А ведь часть клади, и весьма солидную, сбросили в пути. На сухом взлобке косы росли, будто муравьиные кучи, навалы из ящиков, сум, мешков, бочек. И люди, подобно муравьям, двигались двумя цепочками. В одну сторону — налегке, в другую — с тяжелой ношей. Трудная работа, казалось, должна бы доконать измученных людей, но произошло обратное: разогрелись, поднялось настроение. А тут и чай в котле закипел… далее
И. Миксон
Из достижений ученого в механике, рассказывать о которых легче, чем о математических, вспомним о разработанной им для молодого Русского флота первой теории остойчивости корабля — в книге «Морская наука, или Трактат о кораблестроении и кораблевождении». Это вечная задача о том, как строить корабли, чтобы при разных загрузках, скоростях и курсах по отношению к волнам они…
В восемь часов вечера Гейдельберг засыпает. Пустеет рыночная площадь. На окнах домов и лавок хозяева опускают жалюзи. Только в доме неподалеку от университета долго не гаснет свет. Там живут русские студентки. То, что сюда приехали учиться русские, удивления не вызывало. Гейдельберг славился старинным университетом, сильными математиками и химиками. По утрам длинные, тесные коридоры этого храма…
Недавно в Ленинграде был я на защите диссертации по прикладной механике. Молодой ученый, автор важных изобретений, защищался ярко, уверенно, пожалуй, даже чуть самоуверенно: почему-то не упомянул он о своих учителях в науке, о предшествовавших работах профессоров — членов Ученого совета, хотя от них зависела судьба защиты. Случайно я обратил внимание, что он то и дело…
На Петербургском съезде натуралистов в 1867 году зародилась мысль организовать ряд лекций для женщин по университетским предметам. Слух об этом распространился молниеносно, и на имя ректора Петербургского университета посыпались заявления. Их подписали более четырехсот женщин самого разного сословного положения и состояния — от разночинок до аристократок. Одновременно в Москве возник кружок женщин, решивших тоже добиваться…
Он родился в городе Базеле в 1707 году в семье сельского пастора, от которого унаследовал и набожность, и любовь к математике: отец обучался у самого Якоба Бернулли — старшего в «династии» потомственных знаменитых математиков. Без труда учился Леонард в гимназии, и сам начал посещать небольшой Базельский университет, в котором преподавал выдающийся математик—младший брат Якоба —…
Лермонтова истово работала в лаборатории Бунзена. Проводила качественный анализ соединений, исследовала количественный состав руд, отделяла друг от друга редкие металлы — спутники платины. Ее не тяготили однообразие и монотонность опытов. Точно священный ритуал, приобщающий к таинственному клану химиков, повторяла Юлия методики, добиваясь совершенства. Счастливая случайность сводит Лермонтову с Д. И. Менделеевым, приехавшим в Гейдельберг к…
Отдав России четырнадцать лет плодотворного труда, Эйлер принял лестные условия прусского «короля философа» Фридриха II и переехал в Берлин, чтобы занять созданный для него пост главы математического отделения Берлинской академии наук. Позже он фактически возглавлял эту академию и проработал в Берлине двадцать пять лет, получив признание как первый математик мира. Но, по словам одного из…
Сняв в Геттингене небольшую комнатку, Юлия начала готовиться к испытанию по четырем предметам: неорганической и органической химии, физике и минералогии. Три недели до решающего дня показались ей ужасными. Без Ковалевской она чувствовала себя одиноко. Собственные успехи в изучении химии, подтвержденные рекомендательными письмами известных ученых, казались ей ничтожными. Наконец настал страшный день. Каково же было потрясение…
В октябре 1963 года в Ленинграде, на Васильевском острове, у бывшей церкви Благовещения прокладывали траншею. Ковш экскаватора выгребал производственный мусор, утопшую давным-давно булыжную вымостку, подстилку из битого кирпича и щебня, всякий хлам и песок. Вдруг стальные зубья ткнулись в обломанную каменную плиту. На ней сохранилась лишь часть над гробной надписи: На сем месте погребенАкадемии наук профессорСтепан…
Получив блестящее образование в Германии, пройдя практику у крупнейших химиков, Юлия могла самостоятельно продумать и осуществить сложнейший синтез. Чувствовала она себя уверенно и спокойно. Ничто не мешало ее увлеченности работой. Тоска по родным, оставшимся в Москве, рассеивалась частыми подробными письмами и близостью Ковалевских, вместе с которыми Лермонтова жила в Петербурге. Бутлеров возлагал большие надежды на…