Вычислять и жить (II)
А потом ему же и ученикам стал диктовать содержание и остальных сгоревших рукописей. Не удивляйтесь, даже позже, в глубокой старости, он еще сможет, поражая окружающих, пересказать почти тысячу стихов «Энеиды», указав последнюю и первую строки на каждой странице! Такой силы была его память, такой мощи был его мозг.
Левый глаз ему вскоре прооперируют. Но, приступив тотчас к науке, без которой он и часа прожить не мог, Эйлер снова почти полностью потеряет зрение. И тогда в доме поставят большую черную доску, на которой он мелом будет писать огромными буквами формулы, ощупывая края доски так часто и так крепко, что они сотрутся до блеска. Как Бетховен, двадцать лет создававший шедевры после полной утраты слуха, он до конца жизни будет диктовать ученикам свои бессмертные математические творения. Пообещает, что печатать их придется не только при жизни, но и еще двадцать лет после его смерти. И действительно, посмертно впервые напечатают около трехсот его работ. А Полное собрание сочинений составит небывалую в науке цифру — семьдесят два толстых тома! А ведь на три пятых Эйлер — математик, и эти тома полны формул и цифр. Такого огромного наследия нет ни у кого. Для этого надо не только обладать гением Эйлера, но и целиком посвятить долгую жизнь науке, непрерывно думать, ощущать радость самого творческого процесса, радость открытий.
Между прочим, это очень полезное занятие — думать самому. Не мечтать, а думать, рассуждать. Попробуйте прикинуть — сколько часов в день уходит у вас на это занятие? Уроки не в счет! Сколько получилось? А Эйлер думал весь день, за исключением сна. Ну да ведь начать можно и с малого…
Сгоревший дом вскоре перестроили — сама императрица Екатерина II из личных средств пожаловала ученого деньгами и еще повелела питейный дом больше не возводить, а его территорию присоединить к дому Эйлера. Не жалела затрат Екатерина, чтобы создать всемирно известному математику наилучшие условия для работы и через то поднять престиж своей Петербургской Академии наук. Именно в этот дом незадолго до смерти ученого приедет перед вступлением в должность первая женщина-директор академии княгиня Екатерина Романовна Дашкова. Зачем? Как она скажет, «чтобы великий человек ввел меня в зал заседаний. Я называю его великим, потому что он — первый математик мира». Дашкова понимала величие Эйлера. Высоко ценила она и Ломоносова, умершего за год до возвращения Эйлера в Россию. Но по-настоящему оценить значение Эйлера в истории человечества, в мировой науке помогло… время. Имя Эйлера оказалось бессмертным. Найдите его в Большой Советской Энциклопедии и увидите сразу четырнадцать статей с него начинающихся! С перечислением понятий математики, механики, астрономии, по праву носящих имя Леонарда Эйлера. Это — мировой рекорд!
В. Васильев
Одни ретиво исполняли приказ ка¬питана, другие выискивали собствен¬ное добро, прятали его в канатных бухтах, под мачтой. Мекешев выхватил пистоль: —Уложу! Каждого, кто!.. Заборт! Всё! Живо! Стрелять не понадобилось. Летели, плюхались в море бочки с солониной, пеньковые тюки, сумы с провиантом, ящики с драгоценными железными изделиями, пассажирские пожитки. —Верп за борт! Следом за чемоданом студента ушел…
По предложению Марковникова Юлия Всеволодовна занялась «определением выхода ароматических углеводородов при наполнении трубок металлами». Так Лермонтова вторично получила титул первой — первая в России женщина-нефтяник. До нее в области химии и переработки нефти женщины не работали. Два года длилось кропотливое, сравнительное изучение нефти и каменного угля. Лермонтова была прирожденным исследователем. Сочетание знаний и интуиции, упорства…
Не успели дух перевести, волны и ветер опять потащили «Фортуну». Якорь волочился по песчаному грунту» не зацеплялся.Судно отказалось подчиняться рулю. Положение стало критическим. Бот предсмертно трещал. Последний и единственный шанс — как можно скорее выброситься на косу. — Руби канат! Канат руби! — отдал команду штурман. Теперь уже ничто не сдерживало «Фортуну». Могучая волна подхватила…
Жизнь, где бы ни сказалась правда, как бы ни была солона; смелая, искренняя речь к людям в упор — вот моя закваска, вот чего я хочу… и таким пребуду. М. Мусоргский В XX веке на нашей планете Земля возник превосходный обычай: отмечая юбилей великого человека, посвящать этому событию целый год, называя его именем юбиляра. Нынешний,…
До чего же прекрасен обыкновенный кипяток! Растянуть бы такое блаженство не на глотки — на капли, прикорнуть бы у жаркого смоляного костра из корабельных досок.— Кашеварам обед ладить, остальным — на разгрузку! И опять две цепочки потянулись от взлобка к «Фортуне» и от «Фортуны» к взлобку. После горячего обеда пали мертвецким сном. Пробуждение было тяжелым,…
И кормщик перекрестился, помянув «Фортуну», как умершего человека. Академический отряд с профессорами не появились на Камчатке ни в следующую весну, ни через год, ни через два… Около четырех лет всю научную работу экспедиции на полуострове выполнял один студент, Степан Крашенинников. Терпя лишения и нужду, преодолевая суровые тяготы и опасности, он исходил, изъездил, проплыл вдоль и…
Это удивительно, но я никогда не слышал о нем на школьных уроках литературы. И многие филологи, если я спрашивал про него, отвечали рассеянно: да, мол, было что-то, с кем-то встречался, писал мемуары. А ведь именно ему, Павлу Васильевичу Анненкову, мы должны быть благодарны за то, что у нас есть Полное собрание сочинений Пушкина и научная…
Чтобы перейти к другому пересечению, придется слегка отклониться от главной линии рассказа в сторону молодого русского помещика Григория Михайловича Толстого. Путая, его иногда называли графом Толстым. Он не был графом. Первые девять лет жизни он даже считался незаконнорожденным сыном крепостной девки Авдотьи, то есть был по рождению рабом. Умри в это время его отец, отставной…
Летом 1846 года в казанском поместье Григория Толстого произошел разговор, важный для всей российской литературы. Из Петербурга через пол-России в тряских пыльных колясках приехали к Толстому друзья-литераторы: Некрасов и Панаев с женою Авдотьей Яковлевной. Хотя Некрасову исполнилось лишь двадцать пять лет, он уже, как сказали бы теперь, становился лидером в своем кругу. Ночи напролет Толстой…
Белые ночи снова пришли в Санкт-Петербург. Городу было всего шестьдесят восемь лет, а он уже перегнал, перерос главные древние европейские центры. Красою же своей, строгостью дворцов, отраженных спокойными водами Невы и ее младших сестер, выделялся Санкт-Петербург среди столиц, как юная красавица в кругу почтенных дам. Но в день, который мы считаем началом белых ночей —…