Несколько удивительных пересечений в жизни Павла Васильевича Анненкова (I)

Это удивительно, но я никогда не слышал о нем на школьных уроках литературы. И многие филологи, если я спрашивал про него, отвечали рассеянно: да, мол, было что-то, с кем-то встречался, писал мемуары. А ведь именно ему, Павлу Васильевичу Анненкову, мы должны быть благодарны за то, что у нас есть Полное собрание сочинений Пушкина и научная пушкинская биография.

Именно он был рядом с известнейшими литераторами Гоголем, Белинским, Тургеневым, когда те писали главные свои произведения. И он, Анненков, дружил с Марксом, Энгельсом. Рассказ о некоторых удивительных пересечениях в судьбе Павла Васильевича Анненкова с жизнью людей великих и известных можно начать с 1841 года.

Пусть это будет Рим, конец апреля, разгар блистательной итальянской весны. Железные дороги в Европе лишь зарождались. Чтобы проехать в карете триста пятьдесят верст по Аппенинским горам и через неделю достичь Рима, Павел Васильевич нанял извозчика для дальних путешествий — ветурино.

Уже в первый час путешествия Анненков выяснил, что извозчик надул его — карета оказалась не той, покойной, хорошей и всем известной каретой, какая была обещана накануне, лошади тоже не походили на обещанных статных красавцев. А главное — хитрый ветурино тут же заполнил карету дополнительными пассажирами, хотя Павел Васильевич специально заплатил за все четыре места, желая насладиться приятным одиночеством.

Но был Анненков незлоблив, горы, долины и небо радовали его чистотой ярких красок, и мелкие дорожные неожиданности он принял с доброй улыбкой. Павел Васильевич стремился в Рим, великий и вечный город, чтобы посетить знаменитые древности и еще — отыскать в том городе Николая Васильевича Гоголя.

Кем же были Анненков и Гоголь в апреле 1841 года?

Павлу Васильевичу двадцать восемь лет. Сын богатого помещика, он уже несколько лет искал для себя общественно-полезное дело. Поучился в горном корпусе — не увлекло, бросил. Побыл вольнослушателем в Петербургском университете, потом послужил в министерстве финансов — тоже бросил. И не вина в том была его, а беда. Сотни русских людей в те десятилетия становились «лишними» лишь потому, что хотели честно служить общественным интересам. Россия «представляет собою ужасное зрелище страны, — писал Белинский в открытом письме Гоголю, — где нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей!» Крали тогда почти все: крали министры, губернаторы и мелкие чиновники. Ясно, что в такое время любой честный человек становился для государства лишним.

Однако Анненкову повезло: благодаря образованности и художественному вкусу, он подружился с молодыми людьми, которые через несколько лет стали известны всей читающей России.

Так, в 1832 году, когда ему было лишь девятнадцать, Анненков вошел в кружок друзей Гоголя. Двадцатитрехлетний Гоголь только что издал свои «Вечера на хуторе близ Ди-каньки», прочитал восторженные отзывы Пушкина, других знаменитостей и знаменитостью сделался сам. А к 1841 году Россия зачитывалась его «Тарасом Бульбой» и «Вием», «Невским проспектом», «Носом» и «Записками сумасшедшего», спорила о комедии «Ревизор».

Незадолго перед очередным отъездом в Италию Гоголь в нескольких петербургских домах прочитал первые» главы из будущей книги «Мертвые души». Все слушатели сошлись на мнении, что страницы прочитаны великие, но о дальнейшей судьбе героев и самой книги не знал никто.

Анненков, едва въехав в Рим, принялся отыскивать своего друга. У самого же у него как раз в эти месяцы в Петербурге выходили первые публикации. Из Европы он прислал несколько писем другому своему другу, Белинскому, где рассказывал о впечатлениях от заграницы, о борьбе современных идей, о людях, которые эти идеи поддерживали, а Белинский немедленно письма стал печатать в главном журнале того времени — «Отечественных записках», и письма неожиданно привлекли внимание общества, о чем сам Анненков пока не догадывался.

Можно долго описывать, как радостно встретились они в Риме с Гоголем, как Гоголь выспрашивал российские новости, как принялся показывать Анненкову любимые свои места,  но мой  рассказ не об этом. Анненкову повезло: сосед Гоголя скоро уехал и Павел Васильевич занял его комнату, которая сообщалась с комнатой Гоголя. И тут-то началось главное — сказалась черта, о которой Анненков прежде, возможно, и не догадывался и которой в России в те годы обладали немногие, — умение всерьез и надолго заниматься делом, работой.

Скорей всего великую свою поэму в прозе «Мертвые души», точнее, первый ее том Гоголь все равно бы закончил. Поэма была уже написана вчерне, разбросана по тетрадкам, обрывкам бумаг. Но то, что Анненков помог кончить работу быстрей, — бесспорно.

Ежевечерне весь май, июнь, июль они уединялись в комнате Гоголя. Николай Васильевич, расположившись с краю стола, брал очередную тетрадку и начинал мерно, торжественно диктовать. Анненков же аккуратнейшим образом записывал, прерываясь лишь для того, чтобы обсудить со старшим другом правильность той или иной фразы или чтобы неожиданно разразиться хохотом в особенно смешных местах.

Так за лето была кончена работа над великой поэмой. И некоторые историки литературы порой говорили шутя, что основные ее главы были записаны Анненковым под диктовку Гоголя… далее

В. Воскобойников