Вычислять и жить (I)
Белые ночи снова пришли в Санкт-Петербург. Городу было всего шестьдесят восемь лет, а он уже перегнал, перерос главные древние европейские центры. Красою же своей, строгостью дворцов, отраженных спокойными водами Невы и ее младших сестер, выделялся Санкт-Петербург среди столиц, как юная красавица в кругу почтенных дам. Но в день, который мы считаем началом белых ночей — 22 мая, примерно пополудни, пришла в город и большая беда: возник огромный пожар на Васильевском острове.
Нет, не удалось Петру Великому превратить Васильевский в центр города. Только вдоль набережных стояли добротные каменные дворцы и дома богатых горожан, а чуть углубись, отойди шагов сто от берега, обозначенного ровными рядами деревянных свай, и попадешь в царство дерева. Податливый, дешевый и долговечный материал этот искони полюбился русскому человеку. Строились привычно, с удобствами — чтобы все под рукой, поближе, потеснее. И когда загорелось в переулке за академическим домом, что на углу Седьмой линии и набережной, огонь сразу почувствовал себя вольготно, удобно. По деревянным крышам домов и сараев, поддерживаемый юго-восточным ветром, он атаковал стремительно и мощно и, будто под прикрытием беглого ружейного огня, оглашал воздух сухими выстрелами, изредка прорывая черную дымовую завесу огромными огненными знаменами.
Победа была полной и сокрушительной: уже через три часа огонь торжествовал на огромной территории от Седьмой до Двадцать первой линии и от Невы до «Большой першпективы». Обезумевшие жители уже не пытались ничего вынести, спасти, а только смотрели на огонь молча, завороженно, стоя поодаль и крестясь.
Набрав силу, пожар принялся и за каменные дома набережной. Здесь люди жались к самой воде, побросав скарб прямо на сваи. Целая гора мебели и вещей выросла напротив дымящегося дворца графа Миниха. Жарко было в двухэтажном доме на подвалах, примыкающем к пылавшим деревянным постройкам питейного дома на углу Десятой линии. Обитатели каменного дома что-то кричали друг другу на непонятном языке: здесь жили швейцарцы. Вдруг один из них, крепкий ремесленник, ринулся в почерневшую дверь и вскоре снова появился, держа на руках одетого в дорогой халат слепого старика — хозяина дома. Звали старика — Леонард Эйлер.
Среднего роста, хорошо сложенный, он по привычке держал широко открытым левый глаз под взметнувшейся густой бровью: всего четыре года назад этот глаз был еще зрячим. Правый глаз всегда полузакрыт, он не видит давно — еще с первого приезда в Россию, от великих трудов над географическими картами и нечеловеческой вычислительной работы. Высокий лоб обрамлен сединой, губы сжаты в полуулыбке, нос великоват, на лбу, щеках и под подбородком — глубокие складки. Облик человека доброго. Почувствовав под ногами землю, он стал громко повторять два иностранных слова, а потом дважды, на чистом русском языке, произнес: «Мои рукописи!»
Ничего ценнее их не было во всем Петербурге. И люди снова бросились в дом, в кабинет. Туда, где еще пять минут назад слепой ученый, не видя и не слыша пожара, отчетливо «видел» весь ход лучей в сложной оптической системе: он вновь и вновь проверял законы света, только что изложенные им в последнем, третьем, томе его «Диоптрики».
Большинство рукописей удалось спасти. Сгорела библиотека и вся мебель дома. Среди пропавших рукописей особенно жаль было подготовленную на конкурс статью по теории движения Луны. С нее-то и начал Эйлер восстанавливать утраченное: заново продиктовал по памяти всю работу сыну — профессору математики Иоганну-Альберту… далее
В. Васильев
До чего же прекрасен обыкновенный кипяток! Растянуть бы такое блаженство не на глотки — на капли, прикорнуть бы у жаркого смоляного костра из корабельных досок.— Кашеварам обед ладить, остальным — на разгрузку! И опять две цепочки потянулись от взлобка к «Фортуне» и от «Фортуны» к взлобку. После горячего обеда пали мертвецким сном. Пробуждение было тяжелым,…
И кормщик перекрестился, помянув «Фортуну», как умершего человека. Академический отряд с профессорами не появились на Камчатке ни в следующую весну, ни через год, ни через два… Около четырех лет всю научную работу экспедиции на полуострове выполнял один студент, Степан Крашенинников. Терпя лишения и нужду, преодолевая суровые тяготы и опасности, он исходил, изъездил, проплыл вдоль и…
Это удивительно, но я никогда не слышал о нем на школьных уроках литературы. И многие филологи, если я спрашивал про него, отвечали рассеянно: да, мол, было что-то, с кем-то встречался, писал мемуары. А ведь именно ему, Павлу Васильевичу Анненкову, мы должны быть благодарны за то, что у нас есть Полное собрание сочинений Пушкина и научная…
Чтобы перейти к другому пересечению, придется слегка отклониться от главной линии рассказа в сторону молодого русского помещика Григория Михайловича Толстого. Путая, его иногда называли графом Толстым. Он не был графом. Первые девять лет жизни он даже считался незаконнорожденным сыном крепостной девки Авдотьи, то есть был по рождению рабом. Умри в это время его отец, отставной…
Летом 1846 года в казанском поместье Григория Толстого произошел разговор, важный для всей российской литературы. Из Петербурга через пол-России в тряских пыльных колясках приехали к Толстому друзья-литераторы: Некрасов и Панаев с женою Авдотьей Яковлевной. Хотя Некрасову исполнилось лишь двадцать пять лет, он уже, как сказали бы теперь, становился лидером в своем кругу. Ночи напролет Толстой…
А потом ему же и ученикам стал диктовать содержание и остальных сгоревших рукописей. Не удивляйтесь, даже позже, в глубокой старости, он еще сможет, поражая окружающих, пересказать почти тысячу стихов «Энеиды», указав последнюю и первую строки на каждой странице! Такой силы была его память, такой мощи был его мозг.Левый глаз ему вскоре прооперируют. Но, приступив тотчас к…
Павел Васильевич узнал, что смертельно больной Белинский едет лечиться на открытые недавно воды в Силезию, в маленький городишко Зальцбрунн. Журнал «Современник», о котором мечтали в казанском поместье Толстого Некрасов с Панаевым, уже издавался. Он объединил вокруг себя молодые российские таланты, и главным сотрудником был в нем Белинский. А теперь врачи сказали, что Белинскому осталось жить…
Дом Эйлера на Неве, на нынешней набережной Лейтенанта Шмидта, вошел своими стенами в надстроенное вверх и вширь угловое здание дома №15, на котором помещена мраморная доска в честь ученого. Надпись на ней довольно скромная: «…крупнейший математик, механик и физик». В здании сейчас средняя школа «с углубленным изучением литературы и истории», есть здесь и стенд, посвященный Эйлеру. А на…
И тогда же могло произойти еще одно пересечение. Из Зальцбрунна Павел Васильевич повез подлечившегося Белинского в Париж. По дороге они остановились на день в Брюсселе. В Париже с нетерпением ждали Белинского близкие друзья и недавние соотечественники Бакунин, Герцен. Там впервые произойдет общественное чтение только что написанного открытого письма Гоголю; читать будет сам Белинский, а Герцен,…
Математика, механика, физика… А его теория движения Луны? А «теория музыки», а демографические исследования — законы изменения численности и состава населения, а философские «Письма к одной немецкой принцессе», многократно переиздававшиеся и ставшие настольной книгой просвещенной части русской молодежи! Недаром крупный русский математик академик Буняковский писал о нем: «Эйлер, объявший необыкновенным своим гением все отрасли точных наук…»….