Последний рейс «Фортуны» (III)
Одни ретиво исполняли приказ ка¬питана, другие выискивали собствен¬ное добро, прятали его в канатных бухтах, под мачтой. Мекешев выхватил пистоль:
—Уложу! Каждого, кто!.. Заборт! Всё! Живо!
Стрелять не понадобилось.
Летели, плюхались в море бочки с солониной, пеньковые тюки, сумы с провиантом, ящики с драгоценными железными изделиями, пассажирские пожитки.
—Верп за борт!
Следом за чемоданом студента ушел на дно и запасной якорь. Море поглотило большую часть груза и в благодарность за принесенную жертву пощадило «Фортуну». Штурман опять подумал было поворотить назад, но отказался от такого решения. Ветер сник, паруса обвисли, а зыбь несла в сторону Камчатки. Мертвая зыбь жестоко мотала несчастное судно восемь суток. Восемь ночей и дней вычерпывали и откачивали воду. На рассвете 13 октября впередсмотрящий на мачте закричал счастливо:
—Земля! Земля-я!
Все, даже страдающие морской болезнью Крашенинников и Аргунов, высыпали на верхнюю палубу. Радовались до слез, но снизу еще не скоро удалось удостовериться своими глазами, что земля близка, увидеть гористую страну над горизонтом. Над — ибо непроясненные, зыбкие очертания вершин начинались не с линии окоема, а маячили как бы сами по себе, оторванные от земных оснований…
Горы медленно, но неуклонно приближались, вздымались все выше, обретали цвет и объем. К полуденному часу плоские лиловые силуэты уже смотрелись как серебряные рифленые шишаки на синем оплечье. К вечеру море зарябило, там и сям закурчавили барашки, точно снежные заструги на синем поле.
—Беляки пошли, — озабоченно сказал кормщик Федор. Кто-то с задором отозвался:
— Пока шторм разгуляется, мы уже в Большерецке будем!
Федор хмыкнул в рыжую бороду:
— Скорый ты шибко. До Камчатки идти и идти. Да от устья Большой реки два дня грести супротив течения на лодках. Да за ними еще в острог на ялике сходить, вызвать. Только и не это главная сложность. Не во всякое время в устье войти можно. Отгорожено оно косой от моря, песчаной кошкой. Не дай бог в лапы к ней попасть!
— Бог не выдаст, кошка не съест! — весело переиначил пословицу тот самый мужичок, что истошно вопил: «Вода! Тонем!»
— Как знать, — неопределенно произнес Федор. В его недосказанности предугадывалась беда.
Ночью ветер из сильного сделался жестоким. С левого борта забухали тяжелые волны, с грохотом рушились на обезлюдившую палубу. Пришлось убрать паруса, но и без них «Фортуну» гнало к земле.
Наступило утро 14 октября. Береговая линия Камчатки, отороченная кружевом прибоя, выглядела сплошной и ровной. Губу, образованную двумя слившимися реками, закрывали две косы. Длинная, от северного мыса до устья, и короткая, именуемая «кошкой». Кошка отстояла в море в сотне метров и перекрывала путь в губу. Только в большую воду, в прилив, кошка утапливалась и над нею свободно проплывали даже военные корабли. Сейчас, в новолуние, стояла малая вода.
Штурман попытался отвести «Фортуну» мористее, обезопаситься, но шквальный ветер препятствовал маневру. Последняя надежда — стать на якорь. Канат ушел в воду, натянулся, загудел струной. Однако не прошло и минуты, как судно опять потащило к берегу.
— Трави! — сорванным басом крикнул Мекешев.
Боцман откинул стопор. Ворот бешено завертелся, канат заскользил через клюз в море. «Фортуна», обретя свободу, рванулась грудью вперед, но канат снова напружинился, дернул судно назад — и остановился… далее
И. Миксон
И кормщик перекрестился, помянув «Фортуну», как умершего человека. Академический отряд с профессорами не появились на Камчатке ни в следующую весну, ни через год, ни через два… Около четырех лет всю научную работу экспедиции на полуострове выполнял один студент, Степан Крашенинников. Терпя лишения и нужду, преодолевая суровые тяготы и опасности, он исходил, изъездил, проплыл вдоль и…
Это удивительно, но я никогда не слышал о нем на школьных уроках литературы. И многие филологи, если я спрашивал про него, отвечали рассеянно: да, мол, было что-то, с кем-то встречался, писал мемуары. А ведь именно ему, Павлу Васильевичу Анненкову, мы должны быть благодарны за то, что у нас есть Полное собрание сочинений Пушкина и научная…
Чтобы перейти к другому пересечению, придется слегка отклониться от главной линии рассказа в сторону молодого русского помещика Григория Михайловича Толстого. Путая, его иногда называли графом Толстым. Он не был графом. Первые девять лет жизни он даже считался незаконнорожденным сыном крепостной девки Авдотьи, то есть был по рождению рабом. Умри в это время его отец, отставной…
Летом 1846 года в казанском поместье Григория Толстого произошел разговор, важный для всей российской литературы. Из Петербурга через пол-России в тряских пыльных колясках приехали к Толстому друзья-литераторы: Некрасов и Панаев с женою Авдотьей Яковлевной. Хотя Некрасову исполнилось лишь двадцать пять лет, он уже, как сказали бы теперь, становился лидером в своем кругу. Ночи напролет Толстой…
А потом ему же и ученикам стал диктовать содержание и остальных сгоревших рукописей. Не удивляйтесь, даже позже, в глубокой старости, он еще сможет, поражая окружающих, пересказать почти тысячу стихов «Энеиды», указав последнюю и первую строки на каждой странице! Такой силы была его память, такой мощи был его мозг.Левый глаз ему вскоре прооперируют. Но, приступив тотчас к…
Павел Васильевич узнал, что смертельно больной Белинский едет лечиться на открытые недавно воды в Силезию, в маленький городишко Зальцбрунн. Журнал «Современник», о котором мечтали в казанском поместье Толстого Некрасов с Панаевым, уже издавался. Он объединил вокруг себя молодые российские таланты, и главным сотрудником был в нем Белинский. А теперь врачи сказали, что Белинскому осталось жить…
Белые ночи снова пришли в Санкт-Петербург. Городу было всего шестьдесят восемь лет, а он уже перегнал, перерос главные древние европейские центры. Красою же своей, строгостью дворцов, отраженных спокойными водами Невы и ее младших сестер, выделялся Санкт-Петербург среди столиц, как юная красавица в кругу почтенных дам. Но в день, который мы считаем началом белых ночей —…
И тогда же могло произойти еще одно пересечение. Из Зальцбрунна Павел Васильевич повез подлечившегося Белинского в Париж. По дороге они остановились на день в Брюсселе. В Париже с нетерпением ждали Белинского близкие друзья и недавние соотечественники Бакунин, Герцен. Там впервые произойдет общественное чтение только что написанного открытого письма Гоголю; читать будет сам Белинский, а Герцен,…
Дом Эйлера на Неве, на нынешней набережной Лейтенанта Шмидта, вошел своими стенами в надстроенное вверх и вширь угловое здание дома №15, на котором помещена мраморная доска в честь ученого. Надпись на ней довольно скромная: «…крупнейший математик, механик и физик». В здании сейчас средняя школа «с углубленным изучением литературы и истории», есть здесь и стенд, посвященный Эйлеру. А на…
Прошло лишь несколько месяцев, и революция, которую так ждали, готовили, свершилась. В феврале 1848 года пала власть короля и правление банкиров в Париже. «Республика! Республика!» — Люди, опьяненные счастьем победы, на перегороженных баррикадами парижских улицах обнимали друг друга. И каждый день приносил ликующие слухи. В Берлине дерутся! Король бежал. Дерутся в Вене, Меттерних бежал, провозглашена…