Часть 12

На отдельных витках планировалось проведение динамических операций — коррекция орбиты, сближение и стыковка кораблей; тогда все другие эксперименты на этих витках не проводились. «Глухие» витки, когда с наземными пунктами связи контакта не было, отводились на отдых и сон. Время на обеды, завтраки и ужины также выделялось в период отсутствия прямой радиосвязи.

Все было расписано и рассчитано по минутам еще на Земле. Но космос вносил свои поправки. Так, много времени уходило на фиксацию различных приборов и оборудования.

Вначале я это забывал делать, и, пока доставал очередной прибор, первый уплывал у меня изпод рук, и приходилось гоняться за «беглецом» по всему отсеку. Каждую вещицу из мешка или контейнера приходилось вынимать осторожно, чтобы другие не выскользнули и не убежали прочь.

Передвижение по отсеку в невесомости требует большой сноровки, а у меня пока ее еще не было. И стоило только оттолкнуться от опоры чуть-чуть сильнее, я «всплывал» быстрее, чем это было необходимо, и довольно ощутимо ударялся о противоположную стенку.

Не нужно думать, что в невесомости такие удары абсолютно безболезненны. Тела потеряли вес, это верно, но так же верно и то, что их масса осталась неизменной, и восемьдесят килограммов лично моей массы остались при мне. И когда моя «масса» натыкалась на стенку, честное слово, это не приносило особой радости.

К счастью, способность человека приспосабливаться к любым условиям поистине безгранична. Очень скоро я научился владеть своим телом и уверенно передвигался в нужном направлении с помощью не столько ног, сколько рук. Мышцы научились соизмерять свои усилия и сообщали телу ускорение, соответствующее поставленной задаче. Думаю, что не последнюю роль в быстром овладении искусством передвижения в невесомости сыграли наши тренировки в «бассейне невесомости» и прыжки на батуте.

Не могу не сказать и еще об одной трудности. В мире, где отсутствует тяжесть, отсутствует и понятие верха и низа. Приходилось постоянно убеждать себя в том, что верх для меня это там, где расположен стыковочный узел, а низ — где пол орбитального отсека, где находится люк для перехода в спускаемый аппарат.

Несмотря на необычность положения, мне все же удалось закончить работу в орбитальном отсеке вовремя, как раз к моменту очередного выхода корабля из тени Земли, и у меня появилась свободная минута, чтобы через иллюминатор полюбоваться земными пейзажами.

«Глобус» показывал, что мой корабль пролетает над Южной Америкой. К сожалению, большая ее часть была закрыта облачностью. Сквозь разрывы облаков я мог видеть отдельные, покрытые снегом вершины гор — повидимому, это были Анды. Просматривались также небольшие участки зеленой равнины тропических лесов, а среди них вьющиеся полоски рек какогото неопределенного, бурожелтого цвета.

Вспомнилось, как летал на самолетах. Сначала на учебных — поршневых, их скорость была тогда в пределах 300—500 километров в час. Потом пересел на реактивные машины. Они «выдавали» уже по 900—1000 километров в час, а скорость СУ7 была еще более высокой. Сейчас я лечу со скоростью, уже в десять раз большей, — 28 000 километров в час. А вот ее совсем не ощущаю. Сравнительно медленно проплывают подо мной детали земной поверхности, ну прямо как

под самолетом. Только горизонт намного шире, и я могу наблюдать гораздо большие участки земной поверхности. Например, почти целиком Черное море или остров Мадагаскар, всю Камчатку от основания и до мыса Лопатка или целый материк, такой, как Австралия, если его не закрывают облака.

Конечно, с орбиты спутника Земли, имеющей высоту 200—300 километров, нельзя увидеть целиком весь земной шар, но кривизна земной поверхности прослеживается довольно явственно, горизонт имеет форму заметно выпуклой дуги.

Время в корабле попрежнему летело удивительно быстро. Занятый различными медицинскими и другими наблюдениями и экспериментами, я не заметил, как приблизился момент проведения еще одной, очень важной и сложной динамической операции — коррекции орбиты корабля, для того чтобы перевести его на орбиту «ожидания».

На Земле баллистики с помощью ЭВМ произвели необходимые расчеты, и ко мне на борт поступила информация, в какое время, в каком направлении и какой величины сообщить кораблю дополнительный импульс.

Задача была мне ясна, и я включил ручное управление кораблем, вывел его из состояния «закрутки на Солнце» и сориентировал «посамолетному» — то есть так, чтобы через специальный визир можно было видеть Землю, как бы набегающую на меня. Очень важно было при этом выдержать максимальную точность ориентации корабля сразу по трем осям.

Ориентироваться «по бегу Земли», когда ее поверхность не закрыта облаками, не так уж сложно. Всегда можно найти заметные ориентиры и проследить по экрану визира их «бег». Но мне не повезло — поверхность Земли была прикрыта плотной завесой облаков, и пришлось повозиться довольно долго, прежде чем я убедился, что мой корабль развернут достаточно точно. И снова помог опыт работы на комплексном тренажере. Не зря, значит, инструкторы и методисты ставили перед нами задачи!

На пятом витке в заданное время я включил двигательную установку, и она, проработав положенное время, сообщила кораблю расчетное ускорение. И опять по секундомеру я следил за точностью прохождения команд.

После коррекции, работы трудной, требующей не столько физического, сколько эмоционального напряжения: все время волнуешься за исход тех или иных своих действий, — мне по программе полагался отдых.

Я включил приемник и начал вращать ручку настройки. И вдруг совершенно внезапно услышал сообщение ТАСС «О запуске космического корабля «Союз-4» с космонавтом подполковником Шаталовым Владимиром Александровичем на борту». Я как-то даже не сообразил сразу, что эта передача посвящена мне. А сообразив, подумал, как многим обязан я тем людям, которые доверили мне этот полет, кто подготовил меня к полету.

С благодарностью вспомнил все коллективы, талантом и упорным трудом которых была создана столь совершенная техника, мысленно поблагодарил рабочих, техников, инженеров, которые сумели воплотить конструкторские замыслы в реальные машины, с уважением вспомнил тренеров, методистов, инструкторов, работников медицины, испытателей космодрома.

Какое же огромное счастье выпало мне — принимать непосредственное участие в одном из величайших свершений человечества — изучении и освоении космического пространства!

Вспомнил в этот момент своих родных и близких. Они уже знают о моем полете, волнуются, переживают за меня. Как трудно было им все эти годы, пока готовился я к старту, и, конечно, еще труднее им будет теперь, вплоть до того момента, пока в эфир не будет передано сообщение о благополучном завершении нашего эксперимента. Как жаль, что я не могу успокоить их, подбодрить, убедить, что все будет хорошо, все будет в порядке…

Передача последних известий закончилась. Из приемника полилась бодрая музыка. Заглянул в иллюминатор. За бортом ночь — орбита корабля вновь проходила по теневой стороне Земли. «Глобус» показывал, что я нахожусь где-то в районе Австралии.

Но что это? Вижу какието яркие всполохи света, как раз там, где должна быть Земля. Все черное пространство, насколько его может охватить глаз, ежесекундно пронзается десятками ярких вспышек, которые разливаются в разные стороны, на огромной площади от горизонта до горизонта. Они возникают то тут, то там и скорее похожи на отблески стреляющих орудий или разрывы десятков атомных бомб, чем на молнии. Стало как-то неприятно и даже страшно, едва подумал об этом.

«Трудные дороги космоса», В.А.Шаталов