Часть 27
Гагарин!
В растерянности минуту стояли и не знали, что делать, как себя вести.
Я только успел подумать, что еще не знаю, попаду ли в отряд, но одна моя мечта уже сбылась — вижу Гагарина, он стоит совсем близко, даже могу поговорить с ним.
Юрий Алексеевич понял наше состояние и первым нарушил затянувшуюся паузу:
— Что, соколики, дрожите?
Стало сразу както легко и спокойно. И на наших лицах прорезались улыбки. Знакомство состоялось.
Гагарин расспрашивал — кто мы такие, откуда прибыли, много ли летали, какой у кого класс.
Когда очередь дошла до меня и я рассказал Юрию Алексеевичу, что имею первый класс и осваиваю полеты на Су7, он забросал меня вопросами об этой машине. Я почувствовал настоящий профессиональный интерес, подлинное неуемное любопытство летчика, желавшего получить как можно большую информацию о незнакомой ему машине.
Нам хотелось расспросить Гагарина о космическом корабле, но стеснялись перебивать его и с готовностью отвечали на многочисленные вопросы, которые он нам непрерывно задавал.
Наконец ктото решился:
— Расскажите о космическом корабле…
— В двух словах о космической технике не расскажешь, — коротко ответил Юрий Алексеевич и добавил: — Да вы сами скоро все увидите и узнаете.
— А это возможно?!
— Соколики, вы зачем сюда прибыли? Хотите быть космонавтами? Так самое страшное уже позади! Теперьто уж все будет в порядке! Пока, до встречи в Звездном городке!
И он, сразу став серьезным, озабоченным и строгим, пошел в зал, где собирались члены комиссии.
На комиссию вызывали по очереди. Сначала задавались обычные вопросы, на которые мы только что отвечали, знакомясь с Гагариным. Но постепенно вопросы приобретали определенную направленность — члены комиссии хотели знать, насколько серьезно наше стремление попасть в отряд космонавтов, как мы себе представляем свое будущее, насколько велик наш интерес к событиям, происходящим в космосе.
Расспрашивали о советских и американских спутниках, о пилотируемых полетах, об исследовании планет солнечной системы космическими летательными аппаратами.
Разъезжались из Москвы в приподнятом настроении. Мы с Филипченко летели одним самолетом.
— Может быть, и в космос полетим вместе?! Как думаешь? А?
— Хорошо бы, — осторожно ответил Анатолий, — только не говори «гоп», пока не перескочишь… Сказали — ждите, а ждать можно ох как долго…
Домой приехал полный самых радужных надежд. В штабе меня встретили вопросом:
— Приехал, космонавт? Ну, говори, когда в космос полетишь?!
Рассказал товарищам о встрече с Гагариным, о комиссии, а вот полечу в космос или нет, я и сам не знал…
Потом меня вызвал командующий Павел Степанович Кутахов.
Подумалось: не отпустит он меня из армии.
Однако кончилось все благополучно.
Командующий — Герой Советского Союза, заслуженный летчик СССР, смело сражавшийся в трудные годы. Великой Отечественной войны, всей душой был предан авиации, летному делу. Занимая высокий пост, Павел Степанович и сам продолжал успешно осваивать новую технику, летал на самых современных машинах. Он как летчик хорошо понял мою мечту, мою увлеченность новым делом. Уточнив дату моего рождения, он с грустью назвал свою. И мне показалось, что в этот момент он тоже был готов написать рапорт о своем желании осваивать новые высоты, новые скорости полета.
Павел Степанович дал мне «добро» и пожелал успеха. И даже предоставил внеочередной отпуск…
Впервые за все годы мы решили с Музой провести его вместе в санатории. Поехали в Гурзуф. Все вроде бы было хорошо, но режим «полубольного отдыхающего» быстро мне надоел. Тем более что волновал вопрос — придет ли вызов из Москвы?
В космосе побывало за это время еще два космонавта — Андриян Григорьевич Николаев и Павел Романович Попович. Это был первый в мире групповой полет двух космических кораблей.
А вызова все не было. После отпуска продолжал выполнять свои обязанности инспектора. Однако в мою жизнь вошло уже чтото новое, навеянное перспективой поступления в отряд космонавтов. Я не хотел терять времени даром и рассматривал любое свое действие под углом зрения будущего — насколько оно может мне пригодиться там — в отряде.
Космонавт должен выработать в себе особую выносливость — это было ясно, трудности полета в космосе не сравнимы ни с чем. Выносливость, в частности, вырабатывается бегом на длинные дистанции — это я тоже знал. Значит, нужно бегать. Честно признаюсь — бегать я не любил. Но заставил себя после короткой утренней зарядки пробегать хотя бы километр в день. Потом увеличил дистанцию до двух километров. Потом до трех. Постепенно втянулся и даже стал утром вставать пораньше, чтобы до работы пробежать уже не менее пяти километров.
Все это время мне приходилось много летать, и я использовал любую возможность, чтобы поработать в воздухе над фигурами высшего пилотажа. Выполняя их на больших скоростях, летчик испытывает и значительные перегрузки, и кратковременную невесомость. Мне хотелось проверить, как мой организм реагирует на них.
В свободное время читал космическую литературу. В том числе и фантастику. Особенно увлекался Ефремовым и Лемом, Бредбери и Кларком и, конечно же, прочел все книги Циолковского, какие только смог достать.
Шло время, а вызова все не было. Командующий, наверное, решил, что в отряд меня так и не призовут. Беспроволочный телеграф донес весть, что он предполагает назначить меня командиром авиационного полка. В любой другой момент это, может быть, и обрадовало бы меня, но только не теперь. Я понимал, что с должности командира полка меня никто не отпустит в отряд космонавтов. Командные кадры всегда на учете, и расставались с ними только в крайнем случае. Так что же — не бывать мне космонавтом?
И я принял решение написать письмо Главнокомандующему ВВС, главному маршалу авиации К. И. Вершинину и попросить его только об одном — не назначать меня командиром полка, пока не решится вопрос о приеме в отряд космонавтов.
Не знаю, сыграло ли письмо какуюнибудь роль, но скоро пришел вызов — меня приняли в отряд, и я должен был направиться в подмосковный Центр подготовки космонавтов…
«Трудные дороги космоса», В.А.Шаталов
Честно говоря, меня поначалу волновала перспектива моих отношений с командирами звеньев. Я понимал, что среди них могут быть и обиженные — подготовлены они лучше меня и класс имеют более высокий. Правда, у них нет за плечами академии, но ведь она для такой должности и не имеет большого значения. Но беспокойство мое было напрасным. Очень скоро…
1969. Группа курсантов, бывших «спецов», перед первыми само-стоятельными полетами. С Григорием Афанасьевичем мы были уже знакомы, и встретил он меня довольно приветливо. Рассказал о своем полке, потом мы вместе совершили пробный вылет. Командир полка лично хотел удостовериться в моих способностях управлять современной боевой техникой. А затем сам повел меня знакомить с эскадрильей. Народ в эскадрилье,…
1949. Руководство полетами в какойто мере напоминало мне игру в шахматы. Только игровым полем была не доска, а все небо, вместо чернобелых клеточек — зоны, где «работали» самолеты. И время измерялось не минутами, а секундами, даже порой долями секунды. Просчет и ошибка шахматиста ограничивались потерей фигуры, самая грубая вела к проигрышу партии. Ошибка же руководителя…
Прибыл, доложил начальству. Мне показали кабинет, где сидело еще несколько человек, выделили стол, навалили на него кучу папок и сказали — знакомься с делами: тут отчеты, различные приказы, инструкции, методические разработки, всевозможные анализы, анкеты и т. д. и т. п. Ну, думаю, очень интересная эта новая «бумажная техника», боевая и современная… Но долго бумагами заниматься…
Мне предстояло освоить новые тактические приемы применения этого самолета: незаметный подход к цели на малой высоте, когда тебя никто не ждет и не может засечь локатор, прицельную стрельбу и бомбометание, а затем и уход от цели с тем, чтобы никто тебя не смог перехватить. К первому вылету готовился тщательно. Хорошо изучил материальную часть. В этом…
Думать я не стал. Рапорт написал в этом же кабинете. Решение мое было твердым, ни одной минуты в дальнейшем я не сомневался в правильности принятого решения. «Даже если у меня один шанс из тысячи — я буду пытаться использовать и этот шанс». Нас вызвали на окружную медицинскую комиссию. Из дюжины здоровых парней она отобрала только…
Выполнил разворот, сделал «бочку», но потерял сразу пятьсот метров высоты. «Это еще что такое?!» — подумал я, но полет продолжил и сделал еще одну «бочку», и опять потерял пятьсот метров. «Что-то тут не то…» — забеспокоился я, тем более что стук в моторе продолжался и самолет потряхивало все сильнее. Постарался доложить руководителю полетом спокойно, без…
В шутку инструкторов у нас называли шкрабами — школьными работниками. Инструкторы отличались от школьных учителей только тем, что классом для них было небо, а партой — учебный самолет УТ2. А в остальном все так, как в обычной школе. Дали мне группу курсантов. И началась моя шкрабская жизнь. Учил летать ребят, которые всего на три года…
Однажды в нашем училище потерпел катастрофу самолет Як3. Курсант выполнял задание в зоне, как вдруг почувствовал в кабине резкий запах бензина. Как положено, он доложил об этом на командный пункт и получил приказ немедленно прекратить полет и следовать на аэродром. Через несколько минут самолет уже заходил на посадку. Летчик действовал четко, точно по инструкции — …
Командир полка Романенко, узнав о нашей аварии, сам прибыл к месту вынужденной посадки. Он подробно расспросил нас о всех мельчайших деталях полета — мы ведь были первыми, которые вернулись живыми из такой передряги и могли рассказать важные подробности… Расследование показало, что в полете вырвало прокладку между двумя половинками бензонасоса и бензин струей стал вытекать прямо…