Что такое «режиссер»? (IV)

Деятели театра остро почувствовали, что режиссер-организатор, режиссер, технически слаживающий спектакль, должен уступить место режиссеру-художнику. Он был призван связать воедино свои представления о том, что происходит вокруг, в реальной жизни, с тем, что предлагает пьеса. Увидеть в ней главное, важное для современников и через актерскую игру, декорации, музыку, цвет, свет донести все, что тревожит сегодня, до зрителя. Донести в преобразованном, особом, художественном мире — мире спектакля. Полноценно создать этот неповторимый мир и может только один человек, тот, что обладает обостренным умом, чутким сердцем, умением видеть и воплотить основное, — чего мы еще не знали о нашей жизни и о себе, не успели почувствовать или знали и чувствовали, но не отдавали себе в этом отчета… Режиссер — человек, осуществляющий связь между нами, зрителями, временем, в котором мы живем, и искусством, открывающим для нас весь мир каждый раз заново.
     
Такое открытие совершили в самом конце прошлого века Константин Сергеевич Станиславский и Владимир Иванович Немирович-Данченко — основатели Московского Художественного театра, первого режиссерского театра в России. Чудо рождения нового искусства произошло в постановке сочинений Антона Павловича Чехова — «Чайка», «Дядя Ваня» и особенно — «Три сестры». Премьера последней из названных пьес состоялась в 1901 году.

Здесь поиски Станиславского и Немировича-Данченко вошли в органическое единство — сценография, способ существования актеров, звуковое оформление. В первом действии воссоздана атмосфера радости, счастья, надежд — «именины, весна, весело, птицы поют, ярко светит солнце». Все возбуждены, настроение приподнятое, играет музыка, танцы. В этом вихре происходит знакомство с Наташей, будущей женой Андрея, брата сестер. Во  втором  действии  ощущения  меняются — Наташа вошла в дом хозяйкой.  «В  гостиной  темно,  печь догорает…  Замерзшие окна. Снег на крышах». Обстановка комнаты устроена уже по вкусу Наташи, привычного ей мещанского быта. Свет и  воздух как бы изгнаны из этого, такого прежде свободного просторного помещения. Третий акт усиливает столкновение между враждебной пошлостью и наполненной духовностью  жизнью  сестер.  Станиславский   записывает в  режиссерском экземпляре пьесы: «Где только можно в этом акте давать   нервность, темп…  Переходы, движения у всех нервные, быстрые». Чувство тревоги подчеркивают отзвуки пожара в доме по соседству,  блики  пламени  отражаются на стенах комнаты. Рушатся прежние мечты  сестер,  пошлость идет в  наступление. Наташа ходит ни на кого не глядя, злобно хлопает дверями. И финал — уезжает Вершинин, погибает Тузенбах, столь дорогие, близкие сестрам люди. Царит атмосфера прощания, печального и неизбежного. «Таскают вещи. То и дело хлопает калитка». Осыпаются листья с берез в палисаднике у дома, а из окон его доносится довольный смех Наташи. И все же момент про¬щания, хотя и щемяще грустный, рождает мысль о том, что преодоление страданий возможно и сестры мужественно выстояли под ударами судьбы.

Режиссеры спектакля сумели воспроизвести естественный ход повседневного существования людей и одновременно передать меру философского обобщения происходящего.

В постановке чеховской пьесы мир человеческих отношений показан «просто и вместе с тем сложно, как в жизни». Таким было и актерское прочтение. Если раньше Чехов говорил, что они «слишком много играют», то теперь исполнилось его желание видеть на сцене людей, «как в жизни». Это многократно повторенное «как в жизни» и определило успех постановки, сделало ее этапом для русского театра.

Вся театральная Москва ходила в МХТ смотреть «Трех сестер». Не для того только, чтобы насладиться прекрасными актерскими работами, подивиться обжитости декораций дома, в котором разыгрывалась драма. Зрители находили в сестрах Прозоровых собеседников и ехали к ним в дом на чашку чая, понимая, что здесь впервые говорится о том, что думает каждый, и говорится так, как чувствуют собравшиеся в зале — студенчество, интеллигенция, разночинная молодежь.

Тогда, в преддверии революционного 1905 года, порыв героев Чехова — «В   Москву! В Москву» — воспринимался как надежда, как вера в обновление. Постановщики спектакля Станиславский и Немирович-Данченко удивительно точно ощутили это чаяние зала и ответили на него в своем сценическом решении. Они первыми доказали, что режиссура — профессия, избирающая лишь тех, кто способен держать руку на пульсе своего Времени.

Е. Третьякова