Часть 19
Но наконец пришел вызов. Нас с Иваном зачислили в Военновоздушную академию. Меня — на командный факультет, Савченко — на штурманский.
Прощай, училище! Впереди была новая жизнь, новые заботы, новые трудности. Позади оставалась хорошо освоенная и знакомая, понятная служба… Более 1500 полетов и 517 часов, проведенных в воздухе.
Муза в это время работала в институте растениеводства над диссертацией. Работать она могла только на юге — в Москве и под Москвой абрикосы, как известно, еще не росли. А тема ее диссертации была связана с выведением новых сортов именно этой культуры. Ехать всей семьей в Монино — значило оторвать жену от любимого дела. Конечно, мы хотели жить вместе, но пока нам это не удавалось. И я и она были настолько заняты своими делами, что неделями не виделись. И вот предстояла разлука не на недели — на месяцы…
И все же мы решили не мешать друг другу. Муза знала, как я хотел учиться в академии, я понимал ее стремление довести начатую работу до конца. Всегда надо думать не о сегодняшнем дне, а о будущем. Конечно, придется нам нелегко, но зато у нас не будет повода упрекать друг друга, что кто-то помешал другому в главном — в овладении новыми знаниями, в движении вперед.
Так и порешили. Муза с Игорем и своими родителями оставалась на месте, я поехал в академию один…
Учеба с первых дней захватила меня. Все было в академии интересным. И лекции, которые нам читали большие авиационные специалисты. И практические занятия.
И даже обычные семинарские, по общеобразовательным предметам. Но еще интереснее было общение со своими сокурсниками. Как-то очень быстро установились между всеми дружеские и простые отношения. Все были на равных — и молоденькие, вроде меня, лейтенанты, и умудренные опытом майоры и полковники.
Среди принятых на первый курс академии оказалось
много участников Великой Отечественной войны. Они сражались в жестоких воздушных боях, хорошо знали технику и тактику врага, освоили боевое применение новых реактивных самолетов.
Тридцать Героев Советского Союза учились на нашем курсе. Это был золотой фонд советской авиации, и общение с ними помогало нам, молодым, быстрее и доходчивее уяснить все премудрости авиационной науки. Очень не хотелось выглядеть рядом с боевыми товарищами мальчишками. И нехватку опыта мы старались компенсировать упорной работой.
Академию я закончил в 1956 году. И снова, в который уже раз, передо мной встал вопрос — что же делать дальше?
«Трудные дороги космоса», В.А.Шаталов
Прибыл, доложил начальству. Мне показали кабинет, где сидело еще несколько человек, выделили стол, навалили на него кучу папок и сказали — знакомься с делами: тут отчеты, различные приказы, инструкции, методические разработки, всевозможные анализы, анкеты и т. д. и т. п. Ну, думаю, очень интересная эта новая «бумажная техника», боевая и современная… Но долго бумагами заниматься…
Мне предстояло освоить новые тактические приемы применения этого самолета: незаметный подход к цели на малой высоте, когда тебя никто не ждет и не может засечь локатор, прицельную стрельбу и бомбометание, а затем и уход от цели с тем, чтобы никто тебя не смог перехватить. К первому вылету готовился тщательно. Хорошо изучил материальную часть. В этом…
Думать я не стал. Рапорт написал в этом же кабинете. Решение мое было твердым, ни одной минуты в дальнейшем я не сомневался в правильности принятого решения. «Даже если у меня один шанс из тысячи — я буду пытаться использовать и этот шанс». Нас вызвали на окружную медицинскую комиссию. Из дюжины здоровых парней она отобрала только…
Гагарин! В растерянности минуту стояли и не знали, что делать, как себя вести. Я только успел подумать, что еще не знаю, попаду ли в отряд, но одна моя мечта уже сбылась — вижу Гагарина, он стоит совсем близко, даже могу поговорить с ним. Юрий Алексеевич понял наше состояние и первым нарушил затянувшуюся паузу: — Что,…
Честно говоря, меня поначалу волновала перспектива моих отношений с командирами звеньев. Я понимал, что среди них могут быть и обиженные — подготовлены они лучше меня и класс имеют более высокий. Правда, у них нет за плечами академии, но ведь она для такой должности и не имеет большого значения. Но беспокойство мое было напрасным. Очень скоро…
1969. Группа курсантов, бывших «спецов», перед первыми само-стоятельными полетами. С Григорием Афанасьевичем мы были уже знакомы, и встретил он меня довольно приветливо. Рассказал о своем полке, потом мы вместе совершили пробный вылет. Командир полка лично хотел удостовериться в моих способностях управлять современной боевой техникой. А затем сам повел меня знакомить с эскадрильей. Народ в эскадрилье,…
1949. Руководство полетами в какойто мере напоминало мне игру в шахматы. Только игровым полем была не доска, а все небо, вместо чернобелых клеточек — зоны, где «работали» самолеты. И время измерялось не минутами, а секундами, даже порой долями секунды. Просчет и ошибка шахматиста ограничивались потерей фигуры, самая грубая вела к проигрышу партии. Ошибка же руководителя…
Тогда, в августе 41-го, я впервые понастоящему испытал сильное чувство страха, и многое в моей будущей судьбе зависело от того, какие выводы я сделаю из этой ситуации, как поведу себя в подобных условиях в следующий раз, поддамся ли этому паническому, безотчетному чувству или сумею преодолеть его. К счастью, я нашел тогда силы и победил страх….
В конце августа фашисты были уже на ближних подступах к Ленинграду. Наш ремонтный поезд связи перебросили с Карельского перешейка на станцию Мга. Тут уже во всем чувствовалась близость фронта. Слышался орудийный гром, над нами то и дело происходили воздушные бои, часто бомбили. Но мы привыкли к бомбежкам и продолжали делать свое дело, даже если объявлялась…
Рабочий день наш продолжался чуть ли не пятнадцать часов — утром пять часов занятий, потом переход на шахту и четыре часа работы на шахтном дворе, потом возвращение в школу… Дежурные ходили на разгрузку эшелонов на станцию. И уроки нужно учить — преподаватели хотя и понимали и ощущали на себе наши трудности, сами вместе с нами…