Зубастые пастухи

В тех местах, где среди сообществ животных “правят бал” крупные быстроногие хищники —будь то волк в северных лесах или гиеновая собака в африканской саванне, между ними и иx потенциальными жертвами складываются очень интересные отношения. Когда впервые видишь, как травоядные мирно пасутся, уткнув головы в траву, а между их группами пробегают хищники, появляется ощущение какой-то странной идиллии: преследователям не интересны их жертвы, а те совершенно не боятся хищников. Вся масса животных движется в одном направлении, от одной низинки с зеленеющей травой к другой между начинающими буреть на солнце вершинами холмов. Издали впечатление такое, словно четвероногие пастухи неспешно гонят перед собой тучные стада.

Конечно, это не так; вернее, так, да не совсем. Никакого мира и согласия нет, просто в результате долгой совместной жизни копытные и хищные поняли несколько простых истин. Во-первых, они точно знают, что никакой волк, никакая собака или гиена ни за что не догонит взрослую ничем не хворающую антилопу или зебру; да что там взрослую — даже месячный теленок запросто обскачет четвероногого хищника. Отсюда следует вторая истина — для копытных: преследователей, если они находятся в поле зрения и не предпринимают никаких активных действий, можно не бояться. Еще одна истина — уже для хищников: не стоит и пытаться кидаться сломя голову в погоню за каждым стадом или отдельным животным, пасущимся на открытой равнине.

Что же тогда делают гиеновые собаки среди множества бейз, гну, топи, импал, конгони и прочих “экзотических”, украшенных рогами созданий, как будто бы самой природой созданных для того, чтобы их ловить и есть? А очень просто — эти хищники действительно “пасут” стада копытных. Только пасут они их наоборот” — стараясь не сохранить поголовье своих “подопечных”, а “проредить” его за счет выбраковки — разумеется, в свою пользу — больных и слабых.

Пастушьи обязанности стаи гиеновых собак весьма просты. Следуя непрерывно за пасущимися стадами копытных, хищники время от времени начинают гнать ту или иную группку, чтобы “проверить их на слабину”. Особенно не выкладываясь, псы, тем не менее, гонят стадо достаточно долго, несколько километров. Если среди их “подопечных” больных животных не оказалось, стадо легко, не снижая скорости, уходит от преследования, собаки вскоре теряют интерес к нему и, немного отдохнув, начинают присматриваться к другой группе. Если же какой-нибудь “инвалид” обнаружил себя неуверенным бегом, вся стая концентрируется только на нем, и “игра в догонялки” превращается в быстротечную погоню не на жизнь, а на смерть. Прочие животные остаются вполне безучастными к разыгрывающейся на их глазах трагедии; только если гиеновые собаки пытаются загнать ослабевшего детеныша, отставшего от матери и призывающего ее жалобным блеянием, та иногда пытается отбить свое чадо, но чаще всего безуспешно.

Сходную роль “пастуха наоборот” играет своеобразная хищница наших северных лесов — росомаха. Разница лишь в том, что этот зверь охотится в одиночку, а потому и охотничьи приемы у него несколько иные. Повстречав на своем участке кочующих по зимней тайге северных оленей, росомаха несколько дней “пасет” животных.

Проголодавшись и решив, наконец, что ее время пришло, росомаха намечает наиболее слабое животное и начинает целеустремленно гнать только его. Время от времени хищник останавливается и как бы оценивает степень усталости преследуемой жертвы. Олень постоянно проваливается в глубокий снег, длительный гон изнуряет его и делает легкой добычей более выносливой росомахи, широкие лапы которой хорошо держат ее на снегу. Когда становится ясно, что животное “готово”, следует бросок, от которого ослабевший олень заваливается набок. Росомаха рвет животное зубами и когтями, хватает оленя за шею и таскает его по снегу еще живого и сопротивляющегося, пока не прикончит.